как можно скорее, и потому главные силы стаи всплывают сейчас впереди по генеральному курсу конвоя, чтобы тот сам на них набежал…
Развернувшись, конвой обесценил весь замысел в зародыше, сломал главный расчет. И что делать сейчас? Бросить всех на штурм? Но конвой по-прежнему держит ход: и догонишь, так укусить не допрыгнешь. Ударный кулак — сотни базилозавров, кракенов, тяжелых тварей — уже всплывает вне игры. Их надо перенацеливать — но куда?
Командиры стаи высунулись посмотреть на доску и обдумать следующий ход.
— Вижу химе! С маджонгом и гейшами! — крикнула Тенрю, лихорадочно гоня курсор по тактической карте. — Марка тридцать!
— По конвою! Всем стволам накрыть марку тридцать! Валькирии! Свечку туда же!
Игрок белыми шарахнул противника этой самой доской по голове: обрушилось все, что имела эскадра Туманного Флота. Валькирии скинули ныряющий спец-заряд, и по воде прокатился рев, заглушивший звуки боя, как гром заглушает дождь; гром, заставивший мелко дрожать коньки.
— Этого недостаточно, — сказала Тенрю уже своим подчиненным. — Кто со мной на химе? Полоски получим. Всем по золотой, кто нанесет удар — красная.
— А тебе?
— А мне черная. И шанс уйти в инструкторы. И выжить. Честно, без дезертирства.
— Ну ты и сука!
— Сука бы просто приказала. Глубинные нам не враги, сами знаете. Их толкает в бой только воля химе. Убьем химе — от конвоя сразу отвяжутся. Начнется драка за власть, глубарям станет не до нас. А не добьем — к вечеру восстановится. Тогда на обратном пути вся мясорубка заново! И вообще, есть Устав! Химе атаковать любыми силами и средствами, при любых шансах на успех, чего бы это ни стоило. Если химе на десять секунд отвлечется, в сторону посмотрит, это же весь бой переломить можно!
— Тенрю — Нагато.
— Есть Тенрю.
— Что за демократия на поле боя? Им что, твою агитацию в Школе не довели?
— Перворазницы. Поэтому и спрашиваю.
— Да ты как настоящая Тенрю… За свой детский сад готова глотку перегрызть и чужим, и нашим. Пока вы там телитесь, Харукадзэ потопили нахрен. Хорошо хоть, ядро снять успели.
— И все же — перворазницы. Не надо давить. Флагман.
— Десять секунд на решение. Потом решу я.
— Нагато — Тенрю!
— Есть Нагато.
— И брони нам никакой не дашь?
— Вас там отрежут при любом исходе. Девчонок подберут Валькирии, а крейсер с парой эсминцев чем вытаскивать? Цеппелинами, которых на всю планету полторы штуки?
— Логично, хоть и погано… Отряд! Вы все слышали. Я иду по-любому. Кто со мной?
— Я пойду, — сказала Шестая. — Чтобы меня довезти до госпиталя, две Школы дорожку делали. Я пойду.
— Я пойду! — с ужасом услышала Восьмая собственный голос.
— Я пойду, — проворчала Седьмая. — Не о чем спорить, херню спорола.
Тенрю посмотрела на восемь зеленых огоньков.
— Как там дальше, не знаю. А сейчас — девчонки, спасибо!
И опять без перехода скомандовала:
— Схема два! Быстрее!
Восьмерка едва успела разбежаться на уставной кабельтов — как с гулким звоном флагман приняла вторую форму. Легкий крейсер «Тенрю», пять тысяч тонн, лидер отряда эсминцев — именно из этого класса кораблей всегда назначали флагманов школьных девяток. Именно для такой вот цели: вести за собой на крупную дичь.
— К полному ходу! Держите мне спину! Просто держите мне спину! Товсь! FORWARD!
«Надо расспросить, — Восьмая летела по взбаламученной воде кильватерного следа, — как прошла инициация? Каково быть кораблем-оборотнем?»
Нагато не оставила тридцатых без поддержки. По курсу и по сторонам падали блок-снаряды, взлетали бело-фиолетовые водяные столбы, перевитые густо-багровыми жилами осажденной взвеси. Глубоко под ногами, отсекая возможную помощь снизу, разрывались боеголовки торпед. Уровень звукового давления снова превзошел порог и чуткие мембраны гидрофонов закрылись. Глухие подводные удары отзывались мелкой дрожью коньков. Марка тридцать — просто значок на карте. Вода здесь ничем не отличается от воды в миле к северу или к западу. Разве что — взвесь девяносто два. Воздух — семьдесят! Восьмая вспомнила, как заучивала в Школе: «Семь-десят — радиоволны висят»…
— ATTACK! FREE FIRE!
Ход полный! Вокруг черные туши, явно не успевшие опомниться от спец-заряда; и девятка летит прямо по хребтам оглушенных гвардейцев, рубя и полосуя на оба борта. Тенрю с налету перепилила корпусом половину штабных и теперь изо всех стволов расстреливает демона-симбионта — пока не отошла от шока его хозяйка, она же повелительница стаи.
Очнувшийся гвардеец всеми десятью щупальцами вцепляется в Третью. Четвертая расстреливает кальмара — ее саму пробивает насквозь шипом твари-богомола. Восьмая располовинивает шипастую тварь, отмахивается от попытки цапнуть за коньки. Седьмая пробует подхватить Четверку на руки — но тело уже разлетелось в брызги: демон-«они» выстрелил с пяти шагов, пробив корпус «Тенрю» насквозь. Первая и Вторая, визжа от страха и ярости, полосуют демона в упор; всплывший гвардеец отхватывает правую металлорезку Первой — вместе с рукой!
Седьмая и Пятая, оправившись от шока, забивают в демона гарпуны — регенерации стоп! Шестидюймовки Тенрю живо разбирают врага на куски.
Вторая добивает обидчика напарницы, но помочь Первой теперь может лишь хорошая операционная. Восьмая крутит головой по сторонам: какая там операционная! Тут перевязываться некогда! Удар под ноги — прыжок — проворот направо — удар за спину — поворот налево. Столкнулись спинами с Третьей, скатившейся по гребню. Дружно вбили копья в ракоскорпиона; разлетелись — между ними раскрылась чья-то пасть; заряд в нее! Поворот — блок древком — длинный выпад — удар в мясистый нарост: голова-жопа? Какая разница, если копье взяло! Как флагман ухитряется лупить из шестидюймовок, и не попадать в своих?
Под ногами вскипает вода — всплывает нечто громадное. Кракен? Демон-«они»? Да нет же, демона только что разнесла Тенрю… Неужели…
Сквозь воду выстреливают шипованные гребни, потом черная лоснящаяся гора спины; потоки воды и зеленая пена взвеси — в море и воздухе одинаково! Больше девяноста!
Над волнами возносится повелительница Стаи. Тридцатый отряд застывает на мгновение, ошеломленный жутким видом живой горы. Бахрома сине-черных щупалец, клешней, иглоподобных наростов — и посреди, как в раковине, безукоризнено красивая женщина, вполне человеческого вида. Только ростом более трех метров, а вместо глаз красные угли — ни зрачков, ни радужки.
Отряд замирает всего на миг — но химе достаточно. Молниеносно определив слабейшего, повелительница приканчивает Первую. Сбивает в сторону сразу два чьих-то трезубца — и смеется, смеется, смеется! Привлекательно и отвратительно. Выпад! Шестая и Пятая едва успевают увернуться. Седьмая ломает копье о хитиновую спину живой горы-симбионта… Восьмая понимает, что нужно сделать — но не успевает, химе резко поворачивается к ней боком, подставляя копью почти непробиваемую черную чешую, под которой ночник даже днем показывает
